За кулисами «Тифлострима».

Олег Шевкун

Ведущий Tiflo.info Олег Шевкун дал большое интервью нашему аудиожурналу.

Материал из выпуска от 26 октября 2019 года.

Маргарита Мельникова:
Я каждого нашего гостя прошу представиться для того, чтобы можно было познакомить его с нашими слушателями. Вас я тоже попрошу это сделать.

Олег Шевкун:
Добрый день, друзья. Меня зовут Олег Шевкун. Я пастор, проповедник, журналист, преподаватель. В данный момент ведущий проекта «Tiflo.info» и других проектов, других передач тоже.

Маргарита Мельникова:
Вы сейчас себя в какой ипостаси видите? Или всё, что Вы перечислили, для вас главное?

Олег Шевкун:
Ну, ипостась, я думаю,- это, всё-таки, у Бога. Да, у нас, у людей, разные стороны существования… Я не знаю, Маргарита, потому что вот я прихожу домой — Я отец, я муж семьи. Я прихожу на работу — я могу быть начальником, могу быть подчинённым, в зависимости оттого, где нахожусь. Прихожу на какие-нибудь занятия — могу оказаться преподавателем или студентом. И то, и другое. Поэтому, чего больше, чего меньше, я думаю, в разных случаях по-разному, в разное время по-разному. Моё первое образование — образование филолога- переводчика, поэтому можно ещё сказать обо мне, что я синхронный переводчик, можно сказать — ещё преподаватель английского языка, хотя я не преподаю уже давно, а перевожу довольно давно и довольно часто. Так что, я думаю, всего понемногу, и в разное время бывает по-разному.

Маргарита Мельникова:
А как так получилось, что всё-таки больше журналистика, а не перевод? Этот переход от переводчика к журналисту — как он произошёл? И почему?

Олег Шевкун:
А вот это, Маргарита, интересная история, потому что да, моё первое образование — преподаватель иностранных языков: английский, испанский переводчик, но, честно говоря, меня в какой-то момент, во-первых, стал утомлять перевод, потому что есть какие-то вещи, когда ты понимаешь, что да, у тебя есть оратор, автор, выступающий, которого ты переводишь, но ты можешь сказать что-то от себя, можешь сказать лучше, интереснее, ты можешь сказать другое. Пришёл момент в жизни, когда как-то устал говорить с чужих слов. Я ведь читал и продолжаю читать лекции, продолжаю проповедовать, но вот Вы спросили по поводу перехода к журналистике от перевода. Я думаю, что это произошло по-серьёзному в 2013-м году, когда меня пригласили делать передачу на «Радио ВОС». Я оказался в этой радиостудии перед микрофоном, вместе с ведущими, вместе со слушателями, которые по телефону, по «Скайпу» присоединяются, и я понял, что это Вау, что это круто. Это гораздо интереснее, чем оказаться, например, в кабине синхронного переводчика даже на самом большом мероприятии. Про синхронного переводчика говорят, что он немножко похож на собачку, потому что он в кабине, как собачка в конуре, у него мисочка с водой, ну, правда, бутылочка, но всё же, с водой; он на поводке — это шнур, который идёт от наушников, и он гавкает, то есть переводит. А у журналиста, наверное, всего этого немножко поменьше, этих стесняющих моментов поменьше. Вот, собственно, так и получилось, хотя переводами я иногда до сих пор занимаюсь. Это интересно, но только до определённой степени.

Маргарита Мельникова:
Ваш путь в журналистике: ведь было наверняка ещё что-то, кроме «Радио ВОС»? Сейчас есть радио «Теос». Расскажите об этом, пожалуйста, немного подробнее.

Олег Шевкун:
Ну, путь к журналистике — это достаточно забавно, он и был, и не был, потому что это всё-таки важные грани пути, потому что началось это не с «ВОСа»и не с «Теоса», и не с прочих вещей. Началось это, наверное, в 1984-м году, когда я решил написать статью для журнала «советский школьник». Тогда многие ещё писали. Я пытался написать и до этого, но написал плохо. К тому же, был в первом классе и статью не приняли. А тут уже не в первом классе, а, по-моему, в седьмом. Статью приняли и она прошла. А потом я написал ещё раз, статью приняли тоже, хотя там были свои заморочки. И, причём, как же у нас никто этого не заметил, я не знаю. Это для того, чтобы журналисты юные и не юные не возомнили, что они всё знают и всё могут. Короче, это была не вторая, а третья моя публикация. Там была в «Советском школьнике», теперь уже «Школьный вестник». Про какой-то литературный вечер в школе. Я не помню, кому посвящён был. То ли Гоголю, то ли Жуковскому, что-то такое. Я отлично помнил, что преподавателя литературы, который организовывал этот вечер, звали Анатолий Викторович Тимофеев. Фамилия «Тимофеев» была для меня совершенно очевидна. Я очень любил этого преподавателя. Я сдал статью, её напечатали. Я её сдал, её вычитал редактор, который, наверное, всё тоже знал, и преподавателей знает. Её уже напечатали по Брайлю. И вот, мы сидим в школе, мы получаем этот журнал, читаем… и буквально минут тридцать проходит, и влетает в класс Анатолий Викторович Тимофеев и говорит:

«Шевкун, хорошая статья! Но зачем ты меня Барановым назвал?»

Как я написал, что вечер организовывал Анатолий Викторович Баранов, я не знаю, я представления не имею! Как это потом прошло через главного редактора Глебова, прошло через людей в типографии, которые, в принципе, тоже в теме и они тоже должны Тимофеева от Баранова отличать, но, очевидно, автору дали такую волю. После этого стало понятно, что журналистика — это такая штука, в которой за базар отвечать надо. Потом у меня только один раз было такое, похожее. Я уже на «Радио ВОС», ведя передачу «Кухня Радио ВОС», через много, много лет после этого, читал письмо от слушательницы. Я читаю и говорю, что нам пишет Людмила Крисевская. Она оказалась не Крисевская, а Красивская, к тому же, она ещё неправильно услышала. Это очень похоже на ситуацию с Барановым, потому что она мне потом пишет:

«Зачем же вы меня Крысевской обозвали?»

Конечно, никакой «Крысевской» там не было. Дальше были публикации в «Советском школьнике», в других журналах, и не на русском языке тоже, а на английском. Были материалы по поводу того, как незрячему человеку осваивать компьютер, это уже в девяностые годы, по английской краткописи, тоже в девяностые годы. Это, скорее, когда ты понимаешь, что это интересно: «а попробую я и сделаю!» Были подкасты. Это были подкасты компании Elitagroup, которые мы делали, в частности, со Светланой Васильевой. Но там тоже были определённые ограничения, потому что, с одной стороны, в компании Elitagroup мы могли работать довольно свободно, но с другой стороны, были иногда какие-то забавные требования от руководства. Правда, я должен сразу сказать, что руководство понимало, когда ему говорили «нет». У нас была ситуация, когда мне руководитель компании говорит:

«Слушай, тут такая задача, что у нас на складе стоят сотни принтеров дешёвых. Мы их никак продать не можем. Можешь сделать передачу о том, какие это принтеры хорошие?»

Я говорю: «Послушай, но ведь принтеры-то отстой!»

Он говорит: «Но мы их продать не можем!»

Я сказал, что такую передачу мы делать не будем, а мы тогда его не сделали, этот сюжет. По-моему, после нас его никто не сделал. Пару лет назад, насколько я знаю, эти принтеры там на складе ещё стояли. Ну, это хорошо, потому что, как только мы такой сюжет бы сделали, и выяснилось бы потом, что принтеры отстойные, мы бы сразу потеряли, как авторы — и Светлана, и я. Мы бы потеряли своё лицо и потеряли доверие. А что касается журналистики, да, было «Радио ВОС», потом было радио » Теос», которое сейчас называется «Теос Медиа». Были подкасты, звуковые обзоры портала Tiflo.info. Потом, честно говоря, мне надоело их делать по разным причинам. Я не люблю предзаписанный материал, мне интереснее работать прямо в эфире, а с предзаписанным начинается вот что: Ты записываешь и потом начинаешь это чистить. И ты чистишь до умопомрачения. И потом ты понимаешь, что ты уже зачищенный сам. И материал у тебя зачищенный. И у тебя спикеры либо не дышат, либо дышат очень редко, но говорят при этом быстро. И чувствуется во всём какая-то неестественность и при этом отсутствие общения с аудиторией. Ну и забил я на это дело. И стало понятно, что есть возможность делать что-то по-другому, делать что-то интереснее и чистить не надо, потому что оно всё в прямом эфире.

Маргарита Мельникова:
Возможно, ещё одна причина в том, что с тифлорынком что-то не так? Быть может, он стагнирует? Как, на Ваш взгляд, сейчас чувствует себя тифлорынок, рынок тифлотехнологий?

Олег Шевкун:
Тифлорынок — я бы не сказал, что он стагнирует. Он просто оказался во многом не у дел. Смотрите: Моё первое тифлоустройство, которое я держал в руках и которым я реально пользовался, было устройство под названием «Версабрайль». Пользовался я им в 1986 году и отлично помню, как любовные письма на нём писал. Это письмо нужно было написать на «версабрайле», потом напечатать на электронной печатной машинке Olympia, это всё очень гремело… Но ощущение было невероятное, когда ты понимал, что вот у тебя под рукой текст брайлевский и ты его редактируешь. И многие годы оно так и происходило. Была некая ниша, был некий рынок, на котором эти приборы, эти устройства имели смысл. Всё начало резко меняться с выходом «айфонов», потом, соответственно, и Android стал догонять IOs по доступности. Специализированные приложения, которые стали появляться на этих устройствах, с одной стороны, ну и общедоступные приложения не специализированные — с другой. И теперь один большой вопрос: я как раз готовлюсь сейчас к эфиру, который будет у нас в понедельник с компанией Elitagroup. Я думаю о том, что лет пятнадцать назад функции, которые мы тогда делали с помощью электротехнических средств, сегодня делаются с помощью телефонов. Значит, компании как-то должны открыть себя заново. Как они открывают себя заново? Тут одна из нескольких историй, один из нескольких путей:

Один вариант — это продавать государственным организациям то, что они всё равно закупают, это такое движение по инерции. Но поскольку государственные организации не только в России, но и в других странах тоже закупают тифлотехнику, это нормальный путь и на какое-то время его хватит. Ну да, конечно, книжки можно читать и телефоном, но есть специальные читалки, которые до сих пор кому-то нужны. Конечно, планшет может быть увеличителем, но более качественные увеличители также существуют. Это одна история. Другая история — это найти и продвигать что-то такое, для чего в большой, общедоступной технологии аналогов нет. Сейчас, конечно, прежде всего приходят в голову дисплеи Брайля и всякие девайсы с Брайлем, потому что Apple или кто-то ещё вряд ли будет делать Брайль. Этим, собственно, занимаются, и этот путь также реализуется. Третья история — это реально для новаторов: искать что-то новое. Но поиск чего-то нового рискует обернуться одним из двух: Либо найдёшь ты это новое, либо не найдёшь. Если не найдёшь, то это вложенные деньги, которые вылетели в трубу. Поскольку бизнес сейчас действительно более сложный, эту трубу потом отыграть будет сложно. Эти деньги ушли, и всё. А проекты, когда что-то новое находили и деньги вылетали в трубу, потому что это новое никому не было нужно и оно плохо было сделано, они ведь были всегда. Но тогда можно было заняться плеерами, скринридерами, можно было заняться увеличителями и всё это отыграть. Сейчас это стало сложнее. А что новое? Я сейчас вспоминаю выставку во Франкфурте, которая была в этом (2019, прим. Ред.) году. Бывают какие-то странные вещи, типа, ботинки для слепых, которые выдают какую-то дополнительную информацию. Пойдёт, не пойдёт? Я бы сказал, не пойдёт. А вдруг пойдёт? Кто будет по этому поводу утверждать… Какие-то другие устройства, связанные с геолокацией, с GPS-навигацией. Но опять, если это устройство делается как отдельное, а кто сказал, что эту программу нельзя сделать на «айфонах» или устройствах на андроид? Поэтому компаниям сейчас нелегко, они объединяются, получаются большие конгломераты. Но когда они объединяются, возникает ещё одна проблема: они рождают бюрократию. Я помню, как лет 20 — 25 назад, допустим, та же компания, которая делает Jaws, была маленькой компанией, можно было очень легко дозвониться до её руководителей и сказать:

«Слушайте, я тут по работе должен использовать такую программу, а в ней есть такой экранчик, такая-то вещь или весь этот экранчик не работает.»

И руководитель компании тогда звонил разработчику и говорил:

«Слушай, такая-то проблема приложения от такого-то пользователя. Сделай, чтобы работало».

Это получалось и это было реально. Сейчас, поскольку компании укрупняются, вопрос будет такой: От одного пользователя, одно приложение? Сколько этот пользователь денег-то платит? А, он нисколько не платит? Он старой версией пользуется? Даже неинтересно это, заниматься этим никто не будет.

Если большой пользователь, крупный и у него много лицензий, тогда другое дело.

И никто вечером проблему не исправит, если утром позвонили. Оно гораздо медленнее работает. Вот это, конечно, отражается на качестве, отражается на всём. Но при этом у крупных компаний стало больше ресурсов.

Такая маленькая история, связанная с тем, что для меня это важно, сейчас уже об этом можно говорить. Долгое время под iOS на «айфонах» и «айпадах» очень плохо работал брайлевский ввод. По-английски он работает хорошо, по-русски брайлевский ввод работал очень плохо. И пришлось долго искать выходы на людей, связанных с компанией Apple, непосредственно для того, чтобы эту проблему решить. После долгого отфутболивания проблему всё-таки решили. И больше времени ушло именно на поиск компетентных, имеющих право решать, людей, чем решение самой проблемы ввода. Это когда большая коммерческая компания занимается специализированной техникой. Так что, это просто другой рынок. Да, кто-то разоряется, кто-то закрывается, но выживают либо те, кто укрупнился — у них есть ресурсы — либо те, кто нашёл какую-то нишу, с которой или из которой их трудно выбить.

Маргарита Мельникова:
Вы сами брайлевским вводом пользуетесь и считаете, что так набор происходит быстрее?

Олег Шевкун:
Я им пользуюсь каждый день. Не просто быстрее, не моментально, конечно. Я поэтому и настаивал, чтобы это сделали нормально. Ну мне же надо было, чтобы это был не просто брайлевский ввод, чтобы, если в русском тексте появляются латинские буквы, я мог поставить точки «четыре, шесть» и получить большие латинские буквы или точку «шесть» и получить малые буквы. Мне нужны какие-то такие вещи. Мне нужно, чтобы я мог написать нормальный знак процента, цифровой знак и ноль сниженный, как по современной системе требуется. Просто чтобы работалось, чтобы мог написать нормальную «Собачку» так, как это требуется по современной системе Российской, то есть «один, четыре, шесть». Оно работает. Соответственно, да, берёшь и пользуешься.

Маргарита Мельникова:
Здорово! Я так понимаю, по поводу тифлорынка Вы имеете в виду, что, с одной стороны, происходит универсализация, когда всё больше обычных устройств становятся доступными незрячим людям, а с другой стороны, есть ниши, где можно пользоваться только каким-то специализированным устройством?

Олег Шевкун:
Тут есть ещё одна промежуточная грань. Да, универсализация происходит, более того, на ряду с этой универсализацией, обычные устройства всё больше выполняют те функции, которые необходимы нам. Допустим, не надо нам больше с собой носить определитель цвета, определитель купюр. Функции, которые нам нужны, которые раньше, в принципе, не были реализуемы, например, приложения, которые описывают окружающее пространство, которые описывают фотографии, приложения для доступа к специальным библиотекам, которые заменили тифлофлешплееры. То есть, да, здесь три грани универсализации — в том плане, что мы пользуемся тем же, чем пользуются остальные люди. Второе — это задачи, которые уникальны для нас, решаются специальным ПО, но на обычных устройствах. И третье — определённые ниши, которые никто не занял, например, трость. Телефон в качестве трости не используют. Брайлевские дисплеи или даже брайлевские органайзеры для тех, кому они нужны: эти ниши никто не занял. Да и действительно хорошие увеличители — это тоже ниша. Но тут есть ещё одна деталь. Буквально меньше года назад один достаточно известный блогер из Германии написал статью. Я не помню, как она называлась. Это человек, который много лет говорил о том, что «вот мы теперь делаем всё при помощи обычных устройств…» И этот человек вдруг берёт и пишет статью — она называется, по-моему, «Возвращение специализированных устройств». До него вдруг дошло. Он говорит:

«Я тут взял обычный тифлофлешплеер и понял, что, если мне использовать его для того, чтобы слушать книги, то телефон можно использовать для своей первоначальной функции: как телефон, как компьютер. Наверное, мой отказ от всех специализированных устройств был временным, а сейчас я думаю, что, наверное, некоторые задачи решать лучше с помощью специализированного устройства».

Начинает это понимать. Но это он. Но тенденция рынка, насколько я понимаю, в сторону отказа от таких устройств.

Маргарита Мельникова:
Ну, это пример как с фотоаппаратом и телефоном. Понятно, что телефон умеет фотографировать и очень даже неплохо, но фотоаппарат всё-таки делает это лучше и почти в любых условиях..

Олег Шевкун:
Да, и профессиональный фотограф возьмёт камеру профессиональную, хотя мне на прошлой неделе профессиональный фотограф говорил о том, что понял, что хочет iPhone 11. Когда я спросил, почему, он ответил, что по сравнению даже с другими телефонами, которыми он пользовался, и по сравнению с камерой, этот iPhone быстрее всего подбирает настройки автоматически, если ему надо быстро что-то сфотографировать. Он именно с «айфоном» это может быстро сделать. Я его спрашиваю:

«Что ты имеешь в виду «быстро»?»

«Чтобы буквально секунду. Достал из кармана и уже фотографируешь».

Понятно, что для нас, незрячих, такое, вообще, невиданно. Но тут профессиональный фотограф, у которого фотокамеры, фотоаппараты за огромные деньги, говорит:

«Да, если у меня есть время настроить этот фотоаппарат, сделать профессиональную фотку — это одна история. Но в кармане я хочу иметь новый «айфон»».

Маргарита Мельникова:
А теперь, собственно, про «Тифлострим» поговорим – так, стихами сказала. Он зародился потому, что Вы хотели делать что-то, вести в прямом эфире? Он зародился потому, что Вам захотелось немного отойти от обзоров тифлотехники и освещать более широкий круг тем?

Олег Шевкун:
Не совсем. После своей работы на «Радио ВОС», я пришёл сюда, на «Теос медиа», мы делали и делаем другие передачи. Это христианские передачи, я христианин, это мне близко, интересно. Мы делали, но сейчас я не стал этого делать, но, наверное, мы вернёмся к этому — интервьюшные передачи. Были интересные гости. Мы делали интервью с Николаем Сванидзе, с Верой Полосковой, с другими интересными, замечательными людьми. Но меня постоянно внутри что-то свербило в том плане, что я хочу делать программы, которые были бы интересны незрячим и слабовидящим людям. Я не знаю, почему. Когда ты чего-то не делаешь, но у тебя есть чёткое ощущение, что тебе надо бы это делать. Да, сначала я думал, что можно делать про тифлотехнику, начал делать подкаст, причём, делал его сам и получалось это, на самом деле, плохо. Получалось скучно. Были постоянные благодарные слушатели типа Маргариты Мельниковой, но даже постоянным слушателям это в конце концов стало надоедать, потому что подкасты выходили нерегулярно. Хочется — делаешь, а не хочется — не делаешь. А мне-то как надоело! Потому что вот ты записал материал на полтора часа, а потом садишься резать… Ну, это то, о чём я уже рассказывал. Даже в конце 17-го года наша организация, в которой я работаю, — «Теос медиа» — стала делать стримы в интернете. «Меня втащили в это, когда я пинался и кричал». Когда мне сказали:

«Смотри, ты теперь будешь не просто с сетью и микрофоном, а будет камера».

И даже три камеры в нашем случае. Я такой:

«Я плохо вижу, я в носу поковырять захочу…».

На что мне сказали, что то, что плохо вижу, это изменить невозможно, а если захочу поковырять в носу, то взрослый человек и ковырять не буду. Короче, мы стали делать видеоэфиры. И сначала я просто стеснялся. Я не знаю, как это объяснить, Маргарита, потому что мы обычно себя не стесняемся, но понимание того, что стоит экран и ты тут, на этом экране, ты не телевизионщик и ты вообще не на телевидение работать пришёл… Это для меня, конечно, был шок. И потом я уже узнал, что есть немало других людей, причём и незрячих, и зрячих тоже, тех, для которых это шок. А потом Стало понятно, что, если собрать небольшую команду, то видеоэфиры на Youtube можно делать очень легко. Причём непонятно было, как. Общая картинка была, но подробностей-то мы не знали. И мы решили просто попробовать. Мы начали тифлостримы в начале 19-го года. Тогда уже, конечно, был домен «tiflo.info». Для меня это было, типа: «Давайте, первый раз попробуем». Я помню, позвонил своей студентке, которая у нас практику на «Теосе» проходила — Лира Лешкевич. Я ей говорю:

«Слушай, хочу тут постримить. Поможешь там посидеть, в затылке почесать…, но, скорее всего, ничего не будет. Ну, поможешь?»

Она говорит:

«Да, давай, помогу».

И мы собрались у нас на «Теосе» в переговорке, поставили «айфон» на какой-то совершенно дикий штатив. Никакой подложки, никакого оформления у нас не было. У меня была заготовка по темам буквально на два-три выпуска, потому что я был практически уверен, что больше ничего не получится. Причём второй выпуск оказался нереальным. Ту тему, которую я изначально накидал для второго выпуска, мы так и не сделали. И вот, началось удивительное, потому что мы выходим не вовремя, мы выходим, и выясняется: что-то слышно, чего-то не слышно. Мы сразу решили сделать хороший звук. К этому «айфону» подключили диктофон, в который воткнули два микрофона, причём достаточно приличных микрофона, потому что понятно было, что если видео плохое, это ничего страшного, потерпят, а то и не заметят. Незрячие не заметят. Если звук плохой, это уже совсем плохо. Первое, что было прикольно,- пошли отзывы. Слушатели стали слушать и смотреть. Второе, что мне понравилось — я буквально в этот или на следующий день смог выложить аудиозапись и мне не надо было ничего чистить, потому что прямой эфир. Потом попробовали сделать ещё раз, потом ещё… И стало понятно, что это интересно. А второе, что стало понятно, — я догадывался, но понял это уже в процессе работы, что надо говорить не только о тифлотехнике. И не потому, что тифлотехника сама по себе неинтересна или не даёт достаточно материала, а потому, что есть темы, которые в тифлотехнику не вмещаются. Я понял, что хочется пригласить Анатолия Дмитриевича Попко в эфир, но не обсуждать с ним очередной экранный увеличитель или экранный чтец, потому что и мне это неинтересно, и ему. Давайте сделаем? Ага, первое апреля подходит? Юмор слепых. Есть смысл? Можно смеяться или нельзя? Это смех над слепотой, смех над слепыми, смех над самим собой, над другими? Это что, как? В тифлотему это вмещается совершенно спокойно, в техническую тему — нет. Но это наш подкаст, мы его и делаем. Соответственно, мы стали это делать. Ну, и постепенно стала образовываться команда людей. Кстати, первой была Лира Лешкевич, студентка, дальше подключилась Татьяна Крук, с которой мы работали с 2013-2014 годов. И на «Теосе» она у нас в некоторых передачах даже участвовала. Ну, и дальше другие люди. Аня Ильина стала подключаться. Она тогда была режиссёром на «Теосе». А там было смешно, потому что Аня мне пишет и говорит:

«Олег, я посмотрела. Контент интересный, но звук противный и видео плохое».

Я ей говорю:

«Ань, ты можешь помочь?»

«Если бы я не могла помочь, не готова была, я бы не писала».

Я ей сказал, чтобы она приходила. Ну и мы начали делать какие-то вещи с видео и сделали задник. Не «Хромакей», конечно, нужно было «Хромакей» сделать. Со временем мы сделаем и его для того, чтобы задником или фоном проецировать картинки. Пока просто стоит картинка, дизайн которой сделали наши сотрудники, наши студенты. Ну, и пошло, поехало. Потом стали писать про то, что хотелось бы расшифровку, текстовую расшифровку аудиопрограммы. Сначала сказали, что это невозможно, потом люди сказали:

«А давайте, мы расшифруем!»

У нас сформировалась команда расшифровщиков. Стали делать блоги, но они пока, правда, идут очень плохо. Был такой всплеск, писали текстовые блоги, сейчас пока нет. Но я не сдаюсь, и проект идёт, он развивается очень интересно. Буквально сейчас, когда мы это записываем, нам готовят выездной эфир из компании Elitagroup. Я буквально сегодня созвонился с ещё одной организацией в Санкт-Петербурге. Пока не буду объявлять, пока просто скажу, что я им сказал:

«Ребят, можно, мы к вам приедем как команда «Тифлострима», потому что я в Питере как раз буду в начале ноября? Можно, сделаем стрим с вашим участием про то, что вы делаете?»

Они говорят:

«Конечно».

Так что, соответственно, будем осваивать и выездные эфиры тоже. Это всё бурлит, и самое весёлое, что у нас нет организации, которая была бы со спонсорами, стояла бы за всей этой историей.

Маргарита Мельникова:
Как Вам кажется, почему людям, слушателям, зрителям это оказалось нужно, ведь формат несколько непривычный. Это Youtube-стримы. Незрячие пользователи могли бы спросить:

«А где же только аудио, а почему ещё видео?» И как к Вам, в частности, приходили зрячие зрители, извиняюсь за тавтологию?

Олег Шевкун:
На самом деле, конечно, видео — это видео, но есть и аудио, есть и аудиоподкасты, есть и подкасты в библиотеке «Логос», которую также называют «Библиотекой Михайлова» или библиотекой Av3715. Чего нет у нас пока, хотя я думаю, будет, хотя я не уверен… Теоретически, технически мы сейчас можем это сделать… Я не уверен, надо ли это, но предлагают. Может быть, будет аудиотрансляция в формате интернет-радио. Что же касается того, почему это интересно, наверное, нужно спросить у зрителей. Может быть, Вы бы сами это прокомментировали, потому что я скажу сейчас совершенно эгоистичную вещь: нам интересно эти эфиры готовить. Какие-то более интересно, какие-то менее. Мы также поняли, что на любой эфир будут абсолютно противоположные отзывы. Что бы ты ни сделал. Например, у нас был «Кошачий эфир», он затянулся. Эфир шёл час, сорок, а точнее, час, тридцать девять.

Маргарита Мельникова:
Да, в понедельник был.

Олег Шевкун:
Два отзыва, которые пришли на этот эфир, у меня сейчас нет их под рукой, поэтому цитирую по памяти. Один отзыв:

«Спасибо большое! Совершенно замечательный стрим . Как я жалею, что не смогла смотреть в прямом эфире, а ещё лучше — быть в студии! Это просто в тему! Спасибо, что поднимаете тему, которую никто не поднимал».

Короче говоря, абсолютно хвалебный отзыв мы получили на почту. Другой отзыв:

«Это было абсолютно скучно, не по теме, смотреть невозможно! До чего вы докатились!»

Оба отзыва абсолютно честные. Есть выпуски, которые не вызывают ни того, ни другого. Ты сделал, и никто ничего не пишет. Вот это проваленные стримы, потому что никого никак это не коснулось. Есть стримы, допустим, когда были митинги в июле, в августе. Опять-таки, кто-то писал, что это было здорово, кто-то писал: «Зачем вы занимаетесь политикой?»

Да, это людей затронуло, это хорошо, что их затронуло. Почему, я не знаю. Нас прёт, нам нравится это делать. Я бы сейчас не хотел делать еженедельную программу, которая была бы только технически ориентирована. Хотя, в принципе, при желании материалы можно найти и достаточно. Но у меня лично такого желания пока нет. Если у кого-то другого оно возникнет, смотрите: ведь мы фактически что сделали? Я сейчас, заявив, что еженедельной технической программы от нашей команды не будет, фактически сказал всем желающим: «Ребята, поле свободно. Берите и делайте». Ну, вот и всё.

Маргарита Мельникова:
Сначала был один выпуск в неделю. Сейчас два выпуска. Вы не боитесь, что иссякнут темы? Понятно, что молодой достаточно проект и тем много, и заявок много, интересные гости.

«Я бы хотел поучаствовать, я тоже к вам хочу, а меня возьмите!» —

Вы это всё рассматриваете и сами думаете, кого бы ещё пригласить интересного. Неужели нет страха, что однажды иссякнут темы?

Олег Шевкун:
Нет. Если темы возьмут и иссякнут, мы просто закончим передачи. Мы же не обещали, что будем всю жизнь их вести. Насчёт двух эфиров в неделю, я думаю, до конца года станет три эфира в неделю. Только третий буду вести не я, будут вести другие люди. У меня пока нет от них разрешения объявлять конкретную тематику, она будет немножко другой. Мы выйдем даже на это. Что касается тем, я помню, когда-то ходил ещё в детстве с бабушкой за грибами. И вот, она идёт за грибами, она видит гриб под каждым кустиком, под каждым листиком. Я могу идти и этот гриб не замечу. Я думал, что это просто оттого, что я плохо вижу, а потом выяснилось, что есть зрячие люди разные. Моя бабушка видит гриб под каждым кустиком, а другой зрячий человек точно также идёт, но этот гриб увидит в лучшем случае, если ногой собьёт, но уже поздно будет. Так и с темами. На данный момент, на сегодня, особенно если расширить тематику выпусков, особенно если сказать, что мы будем делать то, что касается жизни незрячих в целом, темы интересные, яркие, красивые, искрящиеся. Темы, простите, но они лежат буквально на земле. Ты подходи и ты делай. Сейчас у нас есть папочка на Google-диске, где лежит план эфиров. В данный момент эфиры распланированы до конца 2019 года. До последнего эфира (тридцатое декабря предновогодний эфир) темы расписаны. Если сейчас что-то включать в эти темы, то это уже идёт планирование на 2020 год. Пока они не иссякают. Что будет дальше, посмотрим. Иссякнут — перестанем. Мне это напоминает ещё один проект. Есть, не знаю, можно у вас это называть или нет, на «Эхе Москвы» передача называется, по-моему, «Доехали». Там темы, связанные с водителями, управлением транспортными средствами, и так далее. И главный редактор «Эхо» Венедиктов в одном из интервью как-то признавался. Он говорит:

«Когда мы запускали этот проект, у меня как у редактора было опасение, сколько можно говорить об управлении транспортным средством! И темы иссякнут. А проект идёт и идёт уже давно, и темы не иссякают».

Ну, и ещё один момент: Даже к известной и уже взятой ранее теме ведь можно вернуться. Мы ведь делали «кошачью тему», и уже сейчас есть несколько интересных отзывов, которые к этой теме заставляют вернутся. Хотя я думаю, что в ближайшие полгода или год мы этого не сделаем. Да и, наконец, иногда одна тема подсказывает другие темы. Ну, например, мы делали «кошачью тему» и сейчас есть замечательная заявочка , причём уже с героем конкретным — «Незрячие, которые помогают бездомным животным». Я не слышал и не видел статей, публикаций на эту тему. А она красива, она блестяща. И опять, здесь у нас есть плюс: мы можем это всё сделать в интерактиве. Статью эту прочитал, и всё, а здесь ты слушаешь, участвуешь. Поэтому пока кризис жанра не намечается. Если наметится, то придумаем другой жанр.

Маргарита Мельникова:
Даже у нас было интервью с Женей Берендеевой, возможно, Вы её как раз имели в виду. И она занимается помощью бездомным животным.

Олег Шевкун:
А у неё лично эти зверюшки дома или она занимается в организации?

Маргарита Мельникова:
Она занимается распределением, в частности, животных на передержку, она занимается также размещением объявлений в сети, ищет людей, кто мог бы взять, кто мог бы и на передержку, и себе, как питомца.

Олег Шевкун:
Вот это как раз та самая история, это та же тема, но другая грань. Тут незрячий человек, у которого в доме такая передержка, там пять-шесть животных живут, и человек о них заботится. Вот такой человек написал. Вы делали, мы сделаем, ещё кто-то сделает. Ребята, граней у этих тем множество. Надо просто понять, научиться эти грибы видеть. То, чем мы занимаемся, то, чем вы занимаетесь. Даже, я думаю, по работе незрячих массажистов можно сделать. Мне тут один незрячий массажист написал: «Я не знаю, по моей работе можно ли что-то такое накопать, чего раньше никто не делал?»

Будем думать. На то мы и журналисты, на то и вы, соответственно, тоже журналисты, энтузиасты.

Маргарита Мельникова:
Всё-таки выбор тем и выбор гостей: какие критерии? Почему какого-то человека или какую-то организацию, или какую-то тему вы будете представлять? А какие есть темы, которым Вы скажете «Нет»?

Олег Шевкун:
Я отвечу на часть вопроса, потому что другая его часть — это профессиональное ноу-хау и отвечать на эту часть я не буду. Что касается «нет», я назову несколько тем, которые предлагали слушатели, зрители, и мы сказали по этому поводу «Нет» — из реальных писем, реальных предложений. Первое. Западный опыт рельефной порнографии. Можно ли где-то найти ситуации, когда порнографические рисунки, картинки делали доступными для незрячих. Или какой-то слушатель спросил про порнографическое аудио: «Как сделать порнографию доступной для незрячих». Эта тема, по поводу которой мы сказали «нет». Я как христианин это делать не буду. Я не буду делать что-то такое, чтобы развращало моих слушателей. Я понимаю, что люди и так могут развращаться, но давайте, я в этом участвовать не буду. Есть такой критерий, что для меня, как для руководителя проекта, безнравственно. Это мне напоминает… Отвлекусь на минутку. В прошлом году на конкурсе студенческих работ «Вместе-медиа» — это конкурс, который проводится по всей России. Там участвуют зрячие студенты. Я просто был в жюри. Например, была студенческая передача на тему «Как изменять своему парню так, чтобы он этого не заметил». Они сделали беседу, передачу на эту тему. Подобные темы мы, естественно, тоже брать не будем. Вторая тема, ну, например, «Туристические поездки незрячих и слабовидящих людей». Я отлично знаю, что на том же «Радио ВОС» есть программы типа «Прекрасное далёко», где эту тему берут. И, сделав что-то подобное, мы сделаем некий дубликат того, что уже существует. Да, другие люди, но похожесть слишком велика. Мне тут недавно сказали:

«Ой, давайте мы сделаем темы про походы незрячих на футбол, на стадион и поход незрячих в ночные клубы, на рок-концерты и рок-тусовки».

Я говорю:
«Про рок-тусовки и ночные клубы мы делать будем, потому что пока никто не делал, или мало делали, а вот по поводу стадиона много делали. Зачем нам повторяться?»

Ещё одна история, когда мы не возьмём, а такие истории у нас были,- когда нам звонят или пишут и говорят:

«Сделайте, пожалуйста, про нашу компанию и задайте нам такие-то и такие-то вопросы!»

Я им говорю:
«Про вашу компанию мы сделаем, а вот по поводу вопросов я вам не обещаю. Мы можем задать те вопросы, которые вы просите, а можем какие-то другие».

А они говорят, что им надо, чтобы спросили именно об этом, потому что «нам надо сделать то-то и то-то».

Ответ: «Не будет».

Ребята, сейчас любая компания может взять и сделать youtube-материал, вам только нужно будет сначала аудиторию собрать и взрастить её, развить… Мы в таком варианте делать не будем. Если вы к нам придёте и готовы будете к тому, что мы вам будем задавать разные вопросы… У нас была компания, которая делала умные трости «Робин». Они тоже начали с того, что они хотели бы рассказать… Объективны мы? Конечно, нет. Объективны они, если бы делали без нас? Тоже нет. А где вы видели в этом плане полную объективность? Но оттого, что вы пришли и выдали свою повестку дня, этого не будет, хотя это, конечно, сложно. Я уже сказал, что когда-то работал в компании Elitagroup. Всякий раз, когда мы делаем эфиры про эту компанию, а это не так часто бывает, но всё же бывает, я ловлю себя на том, что хорошо отношусь к этой компании. И потом критикуют: А почему вы не задали такой-то вопрос?

И я тоже иногда думаю, почему. Поэтому на объективность претендовать тоже не стоит.

Маргарита Мельникова:
Вернёмся немного к техническому аспекту. Вы говорили, что первые выпуски прошли с «айфоном», с непонятно каким штативом… Как это происходит сейчас?

Олег Шевкун:
У нас сейчас Это происходит следующим образом, тоже пока весьма странным. Сейчас я скажу, почему, и можем даже сделать сейчас ещё один скачок. У нас небольшая комната, в которой мы сидим за столом. На столе стоит компьютер, который приобретён на благотворительные взносы, на помощь наших зрителей, потому что старый компьютер, который у нас был, просто перегрелся и отказался работать. Мы кинули клич, и деньги, которые были необходимы на новый компьютер, собрали буквально за несколько дней. К компьютеру подключена веб-камера . Мы взяли ту, что для нашей цели была наиболее удобна. Она стоит на штативе. Мы брали веб-камеру с большим углом обзора для того, чтобы можно было двух или трёх участников посадить. Что для нас важно, два, три или четыре микрофона. Эти микрофоны в нашем случае включены в диктофон Zoom (один из более продвинутых «Зумов» с XLR-входами нормальными, которые также используются как звуковая карта). Почему это для нас важно, потому что мы хотим, чтобы звук был хороший. Он не всегда получается хороший, но по крайней мере, подвижки к этому мы делаем. И этот диктофон используется как пульт. Он и как карта, и как пульт трансляций. Тут я должен сказать, что у нас в том помещении, где идёт трансляция, даже стоит нормальный, хороший пультик с тем, чтобы не диктофон использовать, а нормальный пульт с фейдерами. Но мы пока этого не сделали, потому что на столе банально мало места для пульта. Что касается камер, есть веб-камера у нас внешняя, на штативе стоит, есть встроенная камера в компьютере. И в новом компьютере она, в принципе, неплохая. И один раз мы заморочились, когда была передача с Элишкой Глуши, а она была с собаками. Мы хотели также показать и её собак, но для этого нужна была ещё одна камера. И нашли приложение, поставили его для того, чтобы в качестве дополнительной камеры использовать камеру «айфона». Правда, получилось плохо по разным причинам. Мне в этом случае эфиром пришлось управлять самому. У меня гостья, у меня люди, которые пишут сообщения, у меня Татьяна Крук — соведущая на «Скайпе» эти сообщения читает, у меня эфир, который нужно вести и плюс у меня «айфон», который подключён к компьютеру, который с камеры даёт дополнительную картиночку. И всем этим надо было управлять. Я ещё не очень вижу, что там происходит. Я показываю собачек и говорю:

«Тань, скажи, на экране хоть что-нибудь видно?»

И всё это в эфире. Ну и что, а по-другому было никак не сделать. То есть пока это попытки работать с минимальными затратами, с минимальными техническими ресурсами, что есть, то есть. Если участник у нас по «Скайпу», это великолепно, это можно сделать с компьютера: «Скайп» на компьютере и это всё красиво получается. Если участник по телефону, тогда посложнее. Тогда приходится этот телефон по кабелю, обычному шнуру подключать к ещё одному входу того же диктофона и держать этот телефон у уха. У нас нет специальных приставочек для этого и надо понимать, что это всё требуется перед эфиром разложить, а после сложить обратно, потому что это переговорная, а она используется для других задач. Грубо говоря, с трёх до четырёх часов дня там планёрка, с пяти часов там эфир. С четырёх до пяти нам нужно всё разобрать, всё поставить, настроить, убедиться, что всё работает, а оно иногда слетает. Если незрячие гости, то нужно ещё и сходить к метро, встретить гостей, посадить этих гостей, поставить камеры, чтобы всё было ровненько. И вот тут, конечно, роль соведущих — это совершенно уникальная роль. У меня были ситуации, что приходилось это всё делать одному, и это очень плохо. Но соведущие в данном случае просто выручают, они, в принципе, делают это возможным.

Маргарита Мельникова:
У меня как раз и был следующий непростой вопрос на подходе. Какие требования к соведущим, быть может, слово «требования» звучит слишком жёстко, но всё-таки?

Олег Шевкун:
Это очень сложный вопрос. Как-то исторически сложилось, во-первых, что соведущие — это молодые люди, в подавляющем большинстве случаев — девушки. У нас приходят в гости мужчины, женщины, парни, девушки. Тут никаких проблем, никаких предпочтений нет. Гости бывают разные. Соведущие, так получается, что это девчата, это либо студенты, либо бывшие студенты. Почему? Вот это один большой и серьёзный вопрос. Есть практические моменты. Например, выясняется, что инвалиды первой группы по зрению любят, когда эфир ведут красивые девушки. Есть люди, у которых экран 23 дюйма, а первая группа — это необязательно тотальник, он может быть с небольшим подглядом, и они смотрят. Да, оказалось, что эфир в youtube для слепых — это совершенно обоснованные вещи. И говорили о том, что «Наташа, ты такая красивая!» Вот такие вещи звучат. Что касается требований профессиональных, журналистских, за одним исключением… У нас есть одно исключение из этого правила, но, как говорят, исключение только подтверждает правило: это люди либо с которыми мы уже работали когда-то на «Радио ВОС» — Татьяна Крук, Анна Пак,- либо люди, которые пришли к нам на «Теос», проходили практику на «Теосе». Это не то, что пришёл человек с улицы, который никогда с этим не был связан. Почему? Потому что мне надо, чтобы он умел вести беседу. Потому что мне надо, чтобы он умел читать. Не всякий человек сходу нормально прочитает письма. Потому что мне надо, чтобы человек умел (сейчас скажу дикую вещь, но это профессиональная вещь, её стоит сказать), чтобы он умел с умным видом рассуждать о том, чего не знает и при этом не наговорить глупостей. Скажем так, технический эфир, и человек задаёт вопрос. И этот вопрос не должен быть совсем уж блондинистый. Человек должен понимать, что он в этой теме не разбирается . Он здесь должен промолчать либо подойти с другой точки зрения. Человек должен со мной как с незрячим ведущим или с незрячими гостями уметь взаимодействовать. Зрячие ведущие часто подмигивают друг другу, кивают друг другу. Но тут есть интересная деталь и узнал я эту деталь от наших коллег, от зрячих коллег. Оказывается, что вот это перемигивание, кивки, и так далее — это были приёмы, разработанные для радиоэфира. У нас здесь оказалось некое очень важное преимущество. В телеэфире, видеоэфире эти вещи даже для зрячих недопустимы. Вы представляете, идёт видеопрограмма, два ведущих и они постоянно друг другу кивают, рожи строят… Никто смотреть не будет. Первый раз посмотрят прикола ради, потом перестанут. Их тоже учат тому же, чему мы как незрячие люди учимся до сих пор — слушать друг друга, слушать интонацию, слушать беседу. Определённой смелости учат, что «пока ты гостя не перебьёшь, он будет трепаться. Если он треплется, если он не замолкает, то очень велика вероятность, что это твоя проблема как журналиста». Или, бывает, два человека ведут, и один говорит:

«Ой, Вы знаете, мы тут с ней вели передачу, она меня просто забила, она мне слова не дала сказать».

Это не она не дала тебе сказать, это ты не взял. Ты просто не взял эту инициативу. А её надо брать; она может быть твоей только на десятую долю секунды. Мы учим наших ведущих. Вот эти студенты к нам приходят из МПГУ. Второй курс, они приходят к нам на практику, они скромные , все такие тихие, и мы начинаем этому студентов обучать. Мы, например, говорим:

«Так, вот тебе тема — телетренажёрчик. Шестьдесят секунд о том-то, о том-то». Идёт запись. Человек должен шестьдесят секунд разговаривать на какую-то тему, при этом не допуская всяких «э», «Ммм», не допускать слов: «Значит», «типа», «вроде», не допуская пауз, заминок, и так далее. Тема может быть самая разная. Ему может достаться шестьдесят секунд о весне, а может достаться шестьдесят секунд об Американском футболе. А он в нём не разбирается вообще. И он должен шестьдесят секунд говорить что-нибудь типа:

«Американский футбол — это совершенно убойный вид спорта, и именно поэтому я в нём не разбираюсь, потому что я не люблю, когда других убивают, я не хочу, чтобы меня убивали, я знаю, что есть люди…»

И так далее. Если он замолкает, если он говорит:

«Ну, ну чего».

Тогда он слетает, он не выдержал шестьдесят секунд. Он выдержал двадцать секунд, он выдержал двадцать пять, тридцать секунд. Дальше, чем больше, тем лучше. И мы людей тренируем здесь в качестве практики, в качестве работы.

Или два человека рассказывают историю. Один человек начинает одно предложение и делает паузу. И другой должен сразу подхватить это дело и начать другое предложение. Ну, например, первый говорит:

«Три часа ночи. Александр проснулся от странного ощущения».

Быстро следующий подхватывает следующую фразу:

«Казалось, что левая задняя ножка кровати короче других».

Хорошо. Дальше следующий участник рассказывает следующее, и так далее. Понимаете, без пауз, без «мммм». Это учит человека думать, это учит человека соображать быстро. Ну, и другие есть тренажёры, другие есть вещи, которые мы с ребятами делаем. И вот тогда, пройдя всё это, они попадают сюда в качестве ведущих, потому что иначе они не готовы.

Маргарита Мельникова:
Да, замечательная тренировка, ведь на самом деле очень классные упражнения. А у меня следующий вопрос, тоже про журналистику, но уже не про «Тифлострим». Смотрите, Вы образование светское получали в России. Богословское образование, на сколько я знаю, Вы получали в Штатах. Это образование Вам как-то помогло в журналистике, или вообще никак не связанные вещи?

Олег Шевкун:
Да, ещё как помогло! Вы же знаете, что, если мы возьмём современных Российских журналистов, среди них есть и историки, и экономисты, педагоги, есть самые разные люди. Да, среди прочего есть профессиональные журналисты, корочка журналиста, но необязательно. А есть люди с корочками, которые журналистами так и не стали. Мне кажется, что хорошее образование в одной или нескольких дисциплинах — это как раз и есть замечательный трамплин для того, чтобы заниматься журналистикой. Что же касается помощи, первое моё образование – филолог, переводчик, преподаватель. Есть ведь официальные вещи и неофициальные. Например, официальные: Да, у нас не было риторики, но речью с нами занимались, причём и здесь, и в семинарии. В семинарии конкретно занимались голосом, дикцией и всеми этими моментами. В университете, в МГУ я одно время играл в студенческом театре. Правда, играл мало, мне это не понравилось, я понял, что это не моё. Но этот момент у меня был. Участвовал в Британском студенческом клубе дебатов. Ведутся дебаты с очень чёткими требованиями. Одна сторона высказывает позицию, другая сторона высказывает позицию, вопросы у одной стороны к другой, вопросы друг к другу, к аудитории, всё это по времени замеряется, формулировки позиций оттачиваются… Я во всём этом участвовал, через всё это прошёл. По жизни потом оказалось очень, очень полезно. В семинарии у нас были такие вещи, как психология. Так вот, разговор с людьми: Пришёл гость. Даже до того, как он пришёл в студию, надо помочь ему расслабиться, почувствовать себя раскованным, надо задать ему обидные вопросы, но при этом не обидеть. Это не всегда получается, но образование и жизненный опыт, конечно, помогают это сделать. Но при этом какие-то вещи, например, аудио-, а сейчас и видеомонтаж, мне лет-то уже немало, пятьдесят, а видеомонтаж мне пришлось начать изучать в сорок девять лет. И я взял программу Vegas и я понимаю, что я ничего не понимаю. Я открываю, а надо ведь, чтобы это ещё и с клавиатуры всё работало, надо же ещё, чтобы всё это было удобно. Я начинаю подходить к ней со своей точки зрения. В Sound forge я давно работаю, с 2003 или 2004 года. Я начинаю делать в «Вегасе» и я понимаю, что мы с ним говорим на совершенно разных языках. Я сидел дня три-четыре, документацию читал и я понимаю, что это не моё. А работать надо. И вот мой хороший знакомый Илья Овсянников из Санкт-Петербурга, мы созвонились по каким-то другим темам с его супругой Алиёй. Я говорю:

«Да вот, с Вегасом мучаюсь».

Она говорит:
«Да, Илья с ним работает во всю. И сюжеты делает на своём Youtube-канале».

Короче, мы встретились недалеко от Московского вокзала в Питере. Там был какой-то необычайны шум, у меня «Вегас» был на планшете, который для этого «Вегаса» был не предназначен. Я поставил, чтобы хоть что-то понять, чтобы что-то было с собой. Илья мне показал буквально двадцать-двадцать пять минут. Он оказался блестящим педагогом. Это в мои годы. Он показал:

«смотри, чтобы работать с «Вегасом», надо не пытаться заставить его рассуждать так, как ты рассуждаешь, а рассуждать, смотреть на вещи так, как он смотрит.»

Буквально показал мне три-четыре вещи. И я ехал потом уже после этой поездки обратно в поезде, я ковырялся в этом «Вегасе» и понял больше, чем за все дни своего чтения мануала, разборов. Но после этого стал и монтировать, и переставлять, и не только вырезать, но и делать многие разные вещи. Поэтому, с одной стороны, да, это уже имеющееся образование, а с другой стороны, я думаю, что не только для журналистики, а вообще для жизни. Никогда не говорить:

«Ой, мне столько лет. Я уже не научусь».

Брать и учиться. Ну, во-первых, тогда и постареешь, наверное, медленнее, и сделаешь больше, и ворчать будешь меньше. Мне вспоминается один совершенно замечательный дедушка. Когда я работал в компании Elitagroup, мы ездили к этому дедушке. Он купил компьютер, какую-то технику у «Элиты» и попросил настроить эту технику и показать ему, как с ней работать. А дедушка уже реально дедушка. Ему далеко за семьдесят, примерно, семьдесят пять-семьдесят шесть лет. Я к нему приезжаю. Он такой бойкий, конкретный, милый дедушка. Он стал рассказывать свою историю:

Брать и учиться. Ну, во-первых, тогда и постареешь, наверное, медленнее, и сделаешь больше, и ворчать будешь меньше. Мне вспоминается один совершенно замечательный дедушка. Когда я работал в компании Elitagroup, мы ездили к этому дедушке. Он купил компьютер, какую-то технику у «Элиты» и попросил настроить эту технику и показать ему, как с ней работать. А дедушка уже реально дедушка. Ему далеко за семьдесят, примерно, семьдесят пять-семьдесят шесть лет. Я к нему приезжаю. Он такой бойкий, конкретный, милый дедушка. Он стал рассказывать свою историю:
«Слушайте, я потерял зрение уже в пожилом возрасте. А потом у меня был инсульт. После инсульта я подумал, что помираю. года три думал, что помру. И так и не помер. Потом — раз за три года не помер, так, жить надо. Вот, решил заказать компьютер, научиться сослепу с ним работать». И вот это «Не помер, значит, жить надо» — это был для него совершенно замечательные поворот. А бывает и другое, когда ты общаешься с незрячим человеком, который говорит:

«Ну, чего, я же школу кончил давно, десять лет назад. Я уже ничего не смогу».

Милый, у тебя есть опасность — ты помираешь прямо сейчас, не замечаешь, но ты помираешь. А, может, ты жить будешь, а?

Маргарита Мельникова:
Да, великолепные истории. Я знаю людей, которые в шестьдесят пять немецкий выучили, в восемьдесят компьютер освоили и в пятьдесят получили первые водительские права. Такие истории, действительно, есть, и учиться никогда не поздно, во-первых, а во-вторых, когда не поздно, как мне кажется, тогда и не стыдно обращаться к наставнику, даже если он младше тебя намного. И по каким-то другим меркам, вроде бы, до тебя не дотягивает. И тогда, пожалуй, последний вопрос: Что бы Вы пожелали незрячему или слабовидящему человеку, который сейчас хочет стать журналистом, на что обратить особое внимание? Может быть, есть какие-то рекомендации? Понимаю, что вопрос такой общий, банальный.

Олег Шевкун:
А мне вспоминается, что сказал Николай Сванидзе. Он говорит:
«никогда не становитесь журналистом».

Я согласен с его рекомендацией. Если вы рассматриваете журналистику как просто один из вариантов — не становитесь журналистом. Если вы рассматриваете журналистику как интересный вариант — не становитесь журналистом, есть другие интересные варианты. Журналистом становитесь только в том случае, если Вы понимаете, что без этого жить не можете. Причём вы это можете понять в двадцать, в тридцать лет, в тридцать, сорок и в пятьдесят. Вот Вы, почему-то, поняли, что это работа с людьми, работа с материалом, работа с темой. Вы, действительно, без этого жить не можете. Работы даже зрячие журналисты найти не могут. Я понимаю, что это абсолютно негативный подход, что я сейчас говорю. Я наблюдаю каждый год, мы близко общаемся с Мгу, с факультетом, который там готовит журналистов, и я вижу, как трудно им найти работу. Я вижу журналистов, которые оказываются официантами, которые оказываются ещё кем-то. Может быть, это изменится через год, через два, но сегодняшняя Россия — это не место для журналистики по разным причинам. С другой стороны, если есть желание что-то сказать, есть компетентность, склонность — возьмите и попробуйте это сказать. Сделайте свой Youtube-канал, свою группу, свой паблик во «ВКонтакте», например. Ведите свой «Инсттаграм», привлекайте свою аудиторию, начинайте с ней работать независимо от своего образования, потому что честно говоря, журналистский хороший материал без корочки, диплома гораздо лучше, чем корочка без реального журналистского материала. Бывает, правда, и то, и другое, но далеко не всегда.

Маргарита Мельникова для аудиожурнала «Люди. События. Творчество».

Благодарим Вас за внимание! Пожалуйста, поделитесь с друзьями в соцсетях.